Есть у меня друг. Он пишет всякие интересные тексты. Нам на радость, врагам на страх. Или всем на радость. Очень хорошо пишет, смешно и умно. А как мы узнаём, что наш сетевой труд ценят? Правильно — лайки. И если их много, есть определенное чувство, теплое такое и приятное. Как после хорошего бурбона в холодный день.

Короче — пишет он. Много букафф. Очень. Встречаемся — говорю, как хорошо написал. Да, отвечает, только вот уже 24 часа, а только 23 лайка. Странно. Я говорю — ты картинку пробовал добавлять? Он такой — зачем, это же рассказ. Я говорю — дык ведь научный факт — картинка помогает с лайками. Не верит. Я говорю — попробуй, от тебя не убудет.

Встречаемся через неделю. Ну как, говорю. Он — не поверишь, длинный рассказ разместил, и картинку — 54 лайка за 10 часов. Вот, говорю, а ты не верил. А на картинке что? Как что, удивляется — закат, горы. Рассказ же о путешествии. Эх, говорю, что же ты. Ты жопу размести, да побольше. Он в ужасе — да ты что, да как же, рассказ же серьезный. Я говорю - ты не горячись, ты попробуй. Ушел такой, головой качает.

Встречаемся опять. Он в недоумении. Ты знаешь, говорит, я ведь попробовал. Такую нашел симпатичную жопу, и рассказ — о молодости и мыслях. 72 лайка за 3 часа. Сам не верю, говорит, не понимаю. Да, отвечаю, это сложный научный факт. Он говорит - ты знаешь, как-то обидно. Ведь тот же рассказ, и вот картинка с жопой — и такой успех. Ты не спеши, говорю. Ты в следующий раз размести жопу без рассказа. Он обиделся, уходить решил. Я ему вслед — да ты не руби сплеча, ты подумай. Ведь наш успех в чем тут измеряем — правильно, в лайках.

Увиделись вот давеча. Сидим, пьем горькую. Я говорю — как, пробовал? Он мне — ты о чем? Я говорю — ну это, картинку жопы без рассказа. Мы еще приняли по 200 за будущее, и он вдруг — а давай. Разместил. Мы еще по одной за горизонты, проверяем телефоны. А там 129 лайков за 15 минут, и обсуждение уже комментариев на 40. Кто-то кого-то даже успел фашистом назвать. Он протрезвел даже. Сидел такой, долго думал. Я надеюсь, он не перестанет рассказы писать. Они хорошие. Но наука — штука упрямая.

(с)

-Как думаете, что мы тут найдём?- спросил Алёша.
-Думаю, ничего интересного,- ответил Саша.- Всё, что можно, уже нашли до нас.
-А вот и нет!- горячо возразила Маша.- Дедушка мне рассказывал, что именно в таких местах предки закапывали капсулы времени. Знаете, такие послания для потомков... в смысле, для нас.
-Знаю, слышал я о таком,- скептически хмыкнул Саша.- Бюстик какого-то лысого мужика, стопка писем от пионеров и групповая фотография на фоне школы. Недавно кто-то откопал в районе бывшего Новокузнецка.
-А в письмах хоть было что-нибудь полезное?- заинтересовался Алёша.
-Вроде бы нет,- пожал плечами Саша.- Только общие фразы. Типа, "здравствуйте, пионеры будущего, пишет вам Маша Попова из 6-Б. Хорошо вам там, при коммунизме!" и всякое в таком роде.
-Звучит как издевательство,- задумчиво протянул Алёша.
-А я думаю, это всё неправда! -заспорила Маша.- Предки были не дураки и не сволочи! Они не стали бы над нами издеваться! Мы же их потомки, они нас любили и заботились о нас!
-Говори за своих предков,- хмыкнул Саша.- А то среди моих сволочей полно. Взять хоть папашу...
-Твой папаша - не образец! Таких очень мало! Если бы все такими были, человечество бы не выжило! А раз выжило, значит, хороших людей всегда больше, и предки наши тоже были хорошие... Алёша, ну скажи ему!
-А что я могу сказать о предках?- пожал плечами Алёша.- Я сам усыновлённый.
-Но приёмные родители же тебя любят?
-Да, но родные-то бросили.
-Кончайте споры, мы уже пришли,- оборвал товарищей Саша.- Вот оно, это место.
Трое подростков вышли к полуразрушенному зданию с облезлыми колоннами и обвалившейся лепниной.
-Это дворец?- открыто усомнился Алёша.
-Пионеров же!- фыркнула Маша и с видом знатока оглядела облезлый фасад, на котором ещё можно было различиить уцелевшие буквы: "...ЕЦ...ПИ...".- Архитектура середины 20-го века. Эпоха помпезного монументализма.
-Я внутрь не полезу!- решительно заявил Алёша.- Ещё рухнет всё это на голову!
-А внутрь и не надо,- успокоила его Маша.- Мне дедушка рассказывал, капсулы времени закапывали на площади перед дворцом, у подножия памятника... это, наверное, вон там!- она указала пальцем.- Видите, постамент остался? Значит, там памятник и стоял.
-Вероятность, конечно, исчезающе мала, но отчего бы не проверить?- пожал плечами Алёша и взял в руки металлоискатель.- Даже если там будет ещё один ящик с дурацкими письмами, тоже хорошо. Ящики предки делать умели, вещь в хозяйстве полезная.
-А я всё-таки загляну внутрь,- сказал Саша.- Интересно посмотреть, в каких дворцах жили древние пионеры.
-Только далеко не заходи,- попросила Маша.- Вдруг там правда опасно? Подожди нас.
- Да я только у входа осмотрюсь!- заверил Саша и потопал к дверному проёму дворца.
Алёша тем временем, сосредоточенно нахмурясь, водил металлоискателем возле постамента.
- Машка, а ведь тут, кажись, и правда что-то есть!- взволнованно сообщил он.- А ну-ка, дай мне лопату!
Капсула времени оказалась зарыта совсем неглубоко. Видимо, предкам то ли лень было копать, то ли они не собирались создавать проблем своим потомкам. Нужно было всего лишь сгрести в сторону нанесённый за долгие годы слой земли да поднять не особо тяжёлую плиту. На которой, к тому же, имелась для этого удобная скоба.
-Ишь ты! Заботливые!- удивился Алёша.
-А я говорила!- с торжеством воскликнула Маша.- Предки думали о нас!
-Вот сейчас и посмотрим, что они о нас думали...
Вдвоём они вытащили из углубления увесистый металлический ящичек и, повозившись немного с замком, открыли послание из прошлого.
-Мда...- протянул Алёша
-Не может быть... Это неправда!- Маша со слезами на глазах ворошила руками полуистлевшие листки бумаги.- Дедушка говорил...
-Твой дедушка - романтик и мечтатель- печально усмехнулся Алёша.- А предки нам оставили только полный ящик бесполезной макулатуры. Но сам ящик хороший, надо признать.
-Эй!- донёсся со стороны дворца голос Саши.- Идите сюда! Я тут кое-что нашёл!
Маша и Алёша, оставив ящик с письмами у ямы, пошли к товарищу.
-Мы там тоже кое-что нашли,- сообщил Алёша.- А у тебя что?
-А вот!- Саша немного сдвинулся в сторону, открывая вид на ничем не примечательный кусок стены.- Видите? Кладка другая!
-Ну другая, и что?- не понял Алёша.
-Везде кирпичи скреплены раствором, а здесь просто уложены!- сообразила Маша.- Их только сверху чуть замазали штукатуркой, но она обвалилась.
-Ага!- радостно подтвердил Саша.- Я попытался вытащить один кирпич, и знаете, что там? Тайник!
Последнее слово он выдохнул с таким торжеством, что и Маша, и Алёша моментально ему позавидовали.
-Всё ясно,- кивнул Алёша.- Машка, там у памятника, наверное, просто обманка лежала, для отвлечения внимания. А настоящее послание - здесь.
Внутри стены, после того как ребята вытащили кирпичи, обнаружилась вместительная ниша, в которой их дожидался голавный приз - ещё один ящик, только на этот раз пластиковый.
-Открывай ты,- сказал Саше справедливый Алёша.- Это твоя находка.
- Пусть Машка откроет,- благородно уступил своё право Саша.- Она об этом мечтала.
Маша дрожащими руками расстегнула замки ящика и подняла крышку. Внутри, плотно упакованные, лежали какие-то свёртки, коробки, пакетики... Маша наудачу развернула один пакетик и замерла.
-Что там?- нетерпеливо спросил Алёша.
Маша подняла к нему счастливое лицо, в её глазах стояли слёзы.
-Лекарства!
-Что?!- Саша выхватил у неё пакетик.- А они не испортились за столько лет-то?
- Чудак, йод не портится.- Алёша тоже заглянул в упаковку.- И спирт тоже.
-А здесь что?- Саша схватил маленькую коробочку, открыл и тихо ахнул.- Спички...
-Настоящие?!
Дети в каком-то безумном остервенении принялись хватать и разворачивать свёртки, открывая всё новые сокровища. Соль. Мыло. Пистолет и патроны к нему. Нитки с иголками. Рыболовные крючки. Леска. Перочинный нож. Топорик. Котелок. И что-то ещё...
Маша сидела на земле перед стеной, прижимала к груди пистолет и мыло и рыдала в голос.
-Машка, ну ты чего?- парни осторожно подпихивали её в бок.- Ну успокойся, что случилось-то?
-Ничего-ничего,- замотала головой Маша, разбрызгивая слёзы.- Это я от счастья. Я верила, я всегда верила, а теперь твёрдо знаю! Предки были очень, очень добры! Они любили нас! Они о нас заботились! Они постарались изо всех сил, чтобы обеспечить нам хорошее будущее!

(с)

Это удивительная штука все-таки, любовь. Когда мы внезапно впускаем в себя нового человека, и он поселяется внутри нас. Вместе со своим дыханием, смехом и айфоном.

Новый человек не возникает в нашей жизни просто так. Обычно он появляется, чтобы закрыть какую-то нашу потребность. Новую или давно существующую.

Мимо идут тысячи людей каждый день, а мы выхватываем единицы.

И когда я слышу разговор о великой любви, вспыхнувшей за один день - значит, человек как-то очень удачно закрыл какую-то нашу дырку на обоях. Чем внезапнее и умопомрачительнее любовь, тем больше, следовательно, была дырка.
Всегда первой возникает потребность.

Вакуум у нас в голове, готовый втянуть из внешнего мира кого-то подходящего. Иначе к нам внутрь не так-то просто попасть.

В детстве легче, потому что замка на двери ещё толком нет, а потребностей много - играть, разговаривать, влюбляться, делить игрушки и эмоции, ссориться, экспериментировать, находить своих, узнавать, как мир устроен.

Потом сложнее.

Хотя, например, когда нам лет 25-30 - есть шанс, что сработает так называемый "репродуктивный сценарий".

Организм говорит, так, хочу ребенка, давай-ка, нам пора размножаться. И находится внезапный человек под этот сценарий. Иногда совсем не из нашей сказки, и тогда мы скажем потом "черт, куда я вообще смотрела". Но природа безжалостна, и у нее свои задачи.

Или возникает желание сбежать из плена семьи - и под него появляется любовница, какая-нибудь коллега с работы, случайная знакомая, вместе летели в командировку, и вспыхивает там, где до этого ходили 50 раз, и ничего не искрило.
Мгновенная, яркая, с ума сводящая история страсти, которая позволяет вылететь из семьи, как пробка, сжечь связи и мосты. Победить силу инерции, которая шепчет "давай оставим всё как есть, вдруг хуже будет".

Специалисты называют это "любовник как средство передвижения".

Дальше, как только мы окажемся на свободе - транспорт в виде любовника или любовницы больше не будет нужен. Там уже другие задачи, разобраться в себе, отстрадать, понять, как жить дальше. Другой человек начинает немножко мешать.
И страсть догорает яркими вспышками скандалов.

Или - истории, когда женщина находит юного любовника, чтобы ощутить себя женщиной. Желанной. Головокружительной. А не автоматом по приготовлению еды, раскладыванию футболок и носков и перепискам в родительских чатах.

Сначала возникает вот эта острая потребность, она всегда начинает мерцать за несколько шагов до, в фантазиях, разговорах и даже выборе песенок - а потом уже новый человек.

Не наоборот.

Никогда.

Под новое увлечение находится новый друг. Под желание говорить о более сложных вещах - новый собеседник.

В этом нет никакой магии. Взгляд наш становится более ищущим и сфокусированным и выхватывает из пейзажа тех, кто нужен - как животное, мучимое жаждой, чутким ухом улавливает журчание воды.

С помощью этой нехитрой механики новый человек попадает внутрь нас. Как песчинка в нашу раковину.

Эта песчинка, попадающая в раковину, может быть очень условно подходящей. Редко когда она идеально совпадает по форме с нашим вакуумом (хотя такое тоже бывает, о, это удивительное везение).

Обычно же мы берём, что есть, и докручиваем резьбу.

И тут наша психика умеет совершать удивительное. Она берет человека. И постепенно делает его в наших глазах особенным.

Мы вглядываемся в него.

В его линию подбородка. В его привычку морщить нос, когда смеётся. Мы вслушиваемся в его голос. В интонации.
Запоминаем, как он внезапно начинает рассказывать о чем-то, возбуждённо жестикулируя, и у него краснеет кончик носа.
Каким движением он снимает кроссовки в коридоре. Как бросает джинсы на пол.

Замечаем, что он делает, когда боится. Когда злится. Когда обижается. Его запах. Мммм, его запах.

Постепенно нас связывают разговоры, планы, истории. Воспоминания.

И вот этот человек становится для нас совершенно уникальным.

Вокруг песчинки возникает жемчужина. Неповторимая.

О, в какие слои перламутровой нежности обернут наш взгляд. И то, что мы смогли в нем разглядеть - этого, может, не разглядит никто ни до, ни после нас.

И это совершенная магия.

То, какой редкой драгоценностью может быть один человек в глазах другого.

В обычной-то жизни он, может, менеджер из "АТБ". Перхоть, тяжелые ботинки, кожаная куртка. Или учительница младших классов, морщинки, дешёвая тушь, на столе книжка про управление внутренней энергией и выход из зоны комфорта.

Но чем дольше мы смотрим, тем больше слоев перламутра покрывает нашу песчинку.

Поэтому мне нравятся истории долгих отношений. Ведь жемчужина внутри нас растет меееедленно. И штука в том, что она делает красивее не только другого человека в наших глазах.

В первую очередь особенными и прекрасными становимся мы сами. Как раковина, в которой хранится любовь.

Любить очень выгодно. Очень.

(с) Анастасия Рубцова

Любимый тезис антиваскеров - "Если ты защищен, чего ты боишься?" Разберем.

Не мое.
Первое.
Общеизвестное, написанное в школьных учебниках. Вакцина не защищает от болезни. Она лишь формирует в иммунной системе набор антител, "заточенных" непосредственно под эту болезнь. Не надо сравнивать прививку от оспы с прививкой от Ковид. Найдите в своем окружении носителя оспы, для начала.
При попадании вируса в кровь, лейкоциты, уже натасканные на него благодаря вакцине, как собака таможенника на наркотики или другая собака, натасканная на взрывчатку, тут же реагируют. Это сокращает инкубационный период. Вирусу же тоже надо "наработать" значительную массу себя в организме, чтоб его влияние стало заметно. А потом поднимается температура, появляется слабость, насморк, кашель и прочие проявления болезни. Да, они проходят за три дня, поскольку две недели при обычном гриппе организм только изучает вирус и начинает нарабатывать антитела. Да, температура ниже. Да, слабость не такая сильная, и сопли не ручьем.
Только вот для меня, допустим, любая температура выше 37,5 - это тянущая боль в суставах. Так почему, дружок-антиваскер, из-за того, что ты не привился и чихнул на меня, находясь в инкубационном периоде, который у тебя долгий, ибо твоим необученным на вирус лейкоцитам плевать на то, что тут за зараза в тебе тусит, я должен всё это терпеть? Да, ты потом гордо вызовешь "скорую" и уедешь под ИВЛ. А я за что пострадал?

Второе.
Вирус адаптируется. К иммунной системе. И происходит это как раз в инкубационный период, когда вирус внедряется в клетку, и "переключает" её на массовую сборку новых вирусов вместо деления клеток. А при массовой "сборке" всегда бывают сбои. В случае биологических механизмов - мутации. Какие-то успешные, какие-то не очень. И пока твой организм изучает старую форму вируса, в нем потихоньку разрастается уже вирус-мутант. Новый штамм.
А на него мои антитела не натасканы. Они его не знают, его не было в вакцине. И я уже не защищен. Благодаря тебе.

И труд сотен ученых и врачей - ученых, разрабатывавших вакцины, и врачей, сражавшихся с эпидемией, чтобы не дать появиться новому штамму - прахом. Все зря.
Более того, беззащитны из-за тебя оказываются и те, кто уже переболел. И уже остался с поражением половины легких. Новый штамм их просто убьет.

Третье.
Я не один. Ну так сложилось. Вокруг меня есть люди, родные мне и близкие. Кто-то не привит по медицинским показаниям, кто-то по возрасту. Я - это они. И вот тут я вообще не защищен. Благодаря тебе.
И чтобы защитить их от тебя, вводят локдаун. Ограничивают их и меня в правах. Да, я не снимал своих работников с "удаленки", род деятельности позволяет, да, на неделю с лишним я отменю "дежурных по офису". Я не пострадаю. Но почему из-за тебя должны страдать другие, чей бизнес не такой "гибкий"?

Ты любишь кричать о своих правах. Так вот, друг мой, суть демократии в том, что твои права заканчиваются там, где начинается мой кулак, как инструмент защиты моих прав.

Я, якобы, посягаю на твое право не прививаться. Ну так а ты посягаешь на мое право быть здоровым, на мое право иметь здоровых родных, на мое право работать и право отдыхать. На их и мое право на жизнь.

Не на слишком ли многое ты посягаешь, чтоб так громко разевать рот? Маску, кстати, надень.

Отпуск по уходу за внутренним ребёнком

 – Итак, товарищи родители, – тяжело вздохнул психолог, больше напоминающий усталого прапорщика, – Добро пожаловать на тренинг «Основы психологической безопасности на детской площадке».

Как вам уже было сказано – у тренинга нет никакой теоретической части, потому что жизнь – это практика. Сейчас мы пойдем на детскую площадку, поэтому если кто-то хочет отказаться – сейчас самое время.

Он осмотрел растерянную группку родителей. Никто желания отказаться не выказал.

– Хорошо. Сейчас идем к вон тому микроавтобусу и разбираем детей.
– Чужих? – удивился кто-то.
– Кто это сказал? – мгновенно среагировал психолог.
– Я… – поднял руку полный мужчина с залысиной.
– Запомни, боец, нет никаких «чужих» или «своих» детей.
– Но своих-то я люблю больше…
– Это ты так думаешь.

Урок первый – любовь и ненависть никак не связаны с тем чьи дети перед вами.

Вы можете любить или ненавидеть конкретного ребенка в конкретном моменте, но это не должно влиять на принимаемые вами решения! Понятно?

– Так точно. – хором ответили родители.
– Разбираем детей. И аккуратнее, им еще две группы сегодня обучать.

Родители выстроились в очередь.

Из микроавтобуса по одному выходили дети, брали взрослого за руку и отходили в сторонку.

– А можно мне другого? У меня мальчик, мне бы на мальчике тренироваться.
– У жены своей спроси, можно ли тебе другого. – фыркнул психолог, – Урок второй, детей не выбирают. Быстрее шевелимся, у нас плотный график!

После того как сформировалось пять пар детей и взрослых психолог пересчитал всех по головам, отметил в планшете и уверенно пошел к детской площадке.
– За мной.

Но процессия не прошла и пяти метров, как что-то пошло не так.

Девочка с двумя косичками вдруг остановилась и заартачилась.
– Не хочу на эту площадку! Я тут уже была два раза!

Ведущая ее женщина растерялась и посмотрела на психолога.

Тот смотрел в ответ не предпринимая никаких попыток помочь.

– Сделайте что-нибудь, пожалуйста. – попросила женщина.
– Она не хочет на площадку.
– Такое бывает. – кивнул психолог и по-прежнему не предпринял никаких действий.
– Ну и что мне делать?!
– Договаривайтесь.
– Я не пойду на эту площадку! – еще раз заявила девочка.
– Если пойдешь, я дам тебе мороженку?
– Не хочу!
– Планшет? Посмотришь мультики?
– Нет! – топнула девочка. – Не хочу!
– Ах ты…

Психолог хмыкнул и вступил в разговор.
– Итак, десятисекундный диалог привел к тому, что вы попытались ее подкупить, а потом и вовсе собирались применить устрашение. Угрозы, шантаж и запугивание.
Старая школа. – протянул он с некоторой ностальгией в голосе.
– А что мне делать?! Она не хочет на площадку!
– Имеет право.
– Но у меня там тренинг!
– Ей-то что?
– Ну и как тут договориться?!
– Наверняка как-то можно. Но ваш тренинг заканчивается тут. Самое ценное что вы можете из него вынести – не всегда удается договориться.

Но при этом вам нужно выбрать на чьей вы стороне.

Бросите ребенка и пойдете на тренинг?
– Ну… Нет…
– Тогда нет смысла злиться. Примите этот факт.

Верните, пожалуйста, ребенка на место, ждем вас на следующем занятии, возможно там вам повезет больше. Всего хорошего.

Психолог отвернулся от удивленной женщины и дошел таки до детской площадки. Остальные участники тренинга уже вовсю тренировались. Полный мужчина с залысиной сидел в песочнице около нахохлившегося ребенка и что-то ему растолковывал.

Психолог аккуратно подошел поближе и прислушался.
– Быть жадиной нехорошо, понимаешь? Нужно делиться. Вот ты захочешь поиграть с его игрушками, он тебе их даст.
Дай мальчику машинку!
– А это ваш рендж ровер вон там припаркован? – спросил у мужчины психолог.
– Да, а что?
– Дайте покататься. Я чисто по району. Девочек подцепить.
Мужчина провел параллель и усмехнулся.
– Вы не понимаете, это…
– Другое? – перебил психолог, – Если вы сами не готовы делиться, то не надо врать детям. Дайте ключи от ренджа!
– Вы знаете сколько он стоит?!
– Вы знаете сколько стоит год работы с хорошим психотерапевтом? А сколько стоит сформировать уважительное отношение к частной собственности у целой страны?
– Но…
– Никаких но. Покажите ребенку пример своих идеалов. Действием докажите, что делиться здорово!
– Ладно, я понял…

Мужчина отвернулся, психолог переключил внимание на другого родителя. Растерянная девушка выслушивала от пожилой женщины какие-то претензии.

– А еще он ее обрызгал из лужи! – наседала пожилая женщина, – Вообще своими детьми не занимаетесь!
Девушка что-то мямлила, извинялась держа за руку доставшегося ей пацана и наконец сломалась.
– Извинись перед бабушкой!

Мальчик посмотрел на девушку с плохо скрываемой ненавистью.
– Стоп, – вклинился психолог, – Вы хотите чтобы он извинился за ваше бессилие и неспособность послать бабку нахрен?
Опешили все, особенно возмущенная пожилая женщина.
– Во первых он не в нее кидался песком, во вторых я не вижу проблемы. Посмотрите на девочку. Не выглядит она расстроенной.

Пострадавшая выглядела скорее смущенной развивающимся скандалом, чем пострадавшей.
– Да что вы себе позволяете?! – пришла в себя бабка.
– Извините, это произошло случайно. – обратился к ней психолог, – Могу оплатить химчистку вашей девочке. Еще что-то?
– Да вы… – бабка стала краснеть и надуваться, соображая как бы хлебнуть еще крови, но что-то в спокойном и уверенном взгляде психолога заставило ее отступить.

Она молча развернулась и ушла, таща за руку пострадавшую.
– Но он же был не прав… – попыталась оправдаться девушка.
– И это дает кому-то право отчитывать вас? Вам не пять лет. А это реальный мир. Тут вам писюнов в панамку напихают независимо от того кто прав, кто виноват. И вам нужно научиться жить в этом мире, а не заставлять ребенка извиняться за вашу инфантильность.
– Но он кидался песком!
– А бабка пила кровь, и что?
– Ну…

Психолог хотел было что-то сказать, но передумал. Сунул два пальца в рот и свистнул, привлекая внимание всех участников тренинга.
– Становись!

Родители вместе с детьми рефлекторно выстроились в шеренгу. Психолог вздохнул и осмотрел подопечных.
– Итак, товарищи родители, спешу сообщить вам, что вы провалились по всем пунктам. Ни один из вас не готов к посещению детской площадки.
– Да вы каких-то буйных детей выдали! – возмутился кто-то.
– Дело не в детях!

Дети разные и дети ведут себя по-разному! Дело в вас! Вы сами ведете себя как дети. Вы мгновенно регрессируете до пятилеток! Забываете о том, зачем вы сюда пришли, об ответственности и здравом смысле! Вы все, повторяю, все без исключения не справились со своей детской площадкой. Той которая у вас внутри! Вы малодушничаете, врете и боитесь оценки! Поэтому сейчас вы сдадите детей, а завтра вернетесь на площадку и мы начнем с самых основ.
– Каких? – уточнил кто-то.
– Вы будете играть.

Бегать друг за другом, кидаться песком, если понадобиться, будете его есть, падать в лужи, отнимать друг у друга игрушки и орать.

Родители растерянно переглядывались, но чувствовали, что в этих словах что-то есть. Что происходит что-то важное.

– Завтра вы будете вести себя как нормальные дети, а я буду вашим злым родителем. И видит бог, я сделаю из вас самых оторванных, независимых, смелых, ярких и по-настоящему живых детей! Вы ведь хотите чтобы ваши дети были такими?
– Да! – Рявкнули все хором.
– Тогда вам самим придется стать такими! Вы готовы?
– Да!
– Даже если вам будет стыдно?!
– Да!
– Даже если будет страшно?!
– Да!
– Даже если на вас будет косо смотреть бабка на детской площадке?!
– Да!
– Я не слышу!
– Даааа!

Психолог смыкнул и кивнул.
– Вольно. Приступаем к чистке детей и сдаем в оружейку под роспись.

Завтра в 8 утра построение перед детской площадкой.
– Завтра дождь обещали… – протянул кто-то.
– А мне плевать! – рявкнул психолог, – Запомните, бойцы – дождь и грязь не помеха для счастья, но верные союзники в бою за радость! Разойдись!

Рагим Джафаров

 Не мое (из Интернета)
Конец 1980-х годов. Последние годы существования Советского Союза. Глухая деревня на Дальнем Востоке.
Рассказ учительницы из этой деревни.

" Меня уговорили на год взять классное руководство в восьмом классе. Раньше дети учились десять лет. После восьмого класса из школ уходили те, кого не имело смысла учить дальше. Этот класс состоял из таких почти целиком. Две трети учеников в лучшем случае попадут в ПТУ. В худшем — сразу на грязную работу и в вечерние школы. Мой класс сложный, дети неуправляемы, в сентябре от них отказался очередной классный руководитель. Директриса говорит, что, если за год я их не брошу, в следующем сентябре мне дадут первый класс.

Мне двадцать три. Старшему из моих учеников, Ивану, шестнадцать. Он просидел два года в шестом классе, в перспективе — второй год в восьмом. Когда я первый раз вхожу в их класс, он встречает меня взглядом исподлобья. Парта в дальнем углу класса, широкоплечий большеголовый парень в грязной одежде со сбитыми руками и ледяными глазами. Я его боюсь.

Я боюсь их всех. Они опасаются Ивана. В прошлом году он в кровь избил одноклассника, выматерившего его мать. Они грубы, хамоваты, озлоблены, их не интересуют уроки. Они сожрали четверых классных руководителей, плевать хотели на записи в дневниках и вызовы родителей в школу. У половины класса родители не просыхают от самогона. «Никогда не повышай голос на детей. Если будешь уверена в том, что они тебе подчинятся, они обязательно подчинятся», — я держусь за слова старой учительницы и вхожу в класс как в клетку с тиграми, боясь сомневаться в том, что они подчинятся. Мои тигры грубят и пререкаются. Иван молча сидит на задней парте, опустив глаза в стол. Если ему что-то не нравится, тяжелый волчий взгляд останавливает неосторожного одноклассника.

Районо втемяшилось повысить воспитательную составляющую работы. Мы должны регулярно посещать семьи в воспитательных целях. У меня бездна поводов для визитов к их родителям — половину класса можно оставлять не на второй год, а на пожизненное обучение. Я иду проповедовать важность образования. В первой же семье натыкаюсь на недоумение. Зачем? В леспромхозе работяги получают больше, чем учителя. Я смотрю на пропитое лицо отца семейства, ободранные обои и не знаю, что сказать. Проповеди о высоком с хрустальным звоном рассыпаются в пыль. Действительно, зачем? Они живут так, как привыкли. Им не нужна другая жизнь.
Дома моих учеников раскиданы на двенадцать километров. Общественного транспорта нет. Я таскаюсь по семьям. Визитам никто не рад — учитель в доме к жалобам и порке. Я хожу в один дом за другим. Прогнивший пол. Пьяный отец. Пьяная мать. Сыну стыдно, что мать пьяна. Грязные затхлые комнаты. Немытая посуда. Моим ученикам неловко, они хотели бы, чтобы я не видела их жизни. Я тоже хотела бы их не видеть. Меня накрывает тоска и безысходность. И через пятьдесят лет здесь будут все так же подпирать падающие заборы слегами и жить в грязных, убогих домах. Никому отсюда не вырваться, даже если захотят. И они не хотят. Круг замкнулся.

Иван смотрит на меня исподлобья. Вокруг него на кровати среди грязных одеял и подушек сидят братья и сестры. Постельного белья нет и, судя по одеялам, никогда не было. Дети держатся в стороне от родителей и жмутся к Ивану. Шестеро. Иван старший. Я не могу сказать его родителям ничего хорошего — у него сплошные двойки. Да и зачем что-то говорить? Как только я расскажу, начнется мордобой. Отец пьян и агрессивен. Я говорю, что Иван молодец и очень старается. Все равно ничего не изменить, пусть хотя бы его не будут бить при мне. Мать вспыхивает радостью: «Он же добрый у меня. Никто не верит, а он добрый. Он знаете, как за братьями-сестрами смотрит! Он и по хозяйству, и в тайгу сходить… Все говорят — учится плохо, а когда ему учиться-то? Вы садитесь, садитесь, я вам чаю налью», — она смахивает темной тряпкой крошки с табурета и кидается ставить грязный чайник на огонь.

Этот озлобленный молчаливый переросток может быть добрым? Я ссылаюсь на то, что вечереет, прощаюсь и выхожу на улицу. До моего дома двенадцать километров. Начало зимы. Темнеет рано, нужно дойти до темна.

— Светлана Юрьевна, подождите! — Ванька бежит за мной по улице. — Как же вы одна-то? Темнеет же! Далеко же! — Матерь божья, заговорил. Я не помню, когда последний раз слышала его голос.

— Вань, иди домой, попутку поймаю.

— А если не поймаете? Обидит кто?

Ванька идет рядом со мной километров шесть, пока не случается попутка. Мы говорим всю дорогу. Без него было бы страшно — снег вдоль дороги размечен звериными следами. С ним мне страшно не меньше — перед глазами стоят мутные глаза его отца. Ледяные глаза Ивана не стали теплее. Я говорю, потому что при звуках собственного голоса мне не так страшно идти рядом с ним по сумеркам в тайге.
Наутро на уроке географии кто-то огрызается на мое замечание. «Язык придержи, — негромкий спокойный голос с задней парты. Мы все, замолчав от неожиданности, поворачиваемся в сторону Ивана. Он обводит холодным, угрюмым взглядом всех и говорит в сторону, глядя мне в глаза. — Язык придержи, я сказал, с учителем разговариваешь. Кто не понял, во дворе объясню».

У меня больше нет проблем с дисциплиной. Молчаливый Иван — непререкаемый авторитет в классе. После конфликтов и двусторонних мытарств мы с моими учениками как-то неожиданно умудрились выстроить отношения. Главное быть честной и относиться к ним с уважением. Мне легче, чем другим учителям: я веду у них географию. С одной стороны, предмет никому не нужен, знание географии не проверяет районо, с другой стороны, нет запущенности знаний. Они могут не знать, где находится Китай, но это не мешает им узнавать новое. И я больше не вызываю Ивана к доске. Он делает задания письменно. Я старательно не вижу, как ему передают записки с ответами.

В школе два раза в неделю должна быть политинформация. Они не отличают индийцев от индейцев и Воркуту от Воронежа. От безнадежности я плюю на передовицы и политику партии и два раза в неделю пересказываю им статьи из журнала «Вокруг света». Мы обсуждаем футуристические прогнозы и возможность существования снежного человека, я рассказываю, что русские и славяне не одно и то же, что письменность была до Кирилла и Мефодия.

Я знаю, что им никогда отсюда не вырваться, и вру им о том, что, если они захотят, они изменят свою жизнь. Можно отсюда уехать? Можно. Если очень захотеть. Да, у них ничего не получится, но невозможно смириться с тем, что рождение в неправильном месте, в неправильной семье перекрыло моим открытым, отзывчивым, заброшенным ученикам все дороги. На всю жизнь. Без малейшего шанса что-то изменить. Поэтому я вдохновенно им вру о том, что главное — захотеть изменить.

Весной они набиваются ко мне в гости. Первым приходит Лешка и пристает с вопросами:

— Это что?

— Миксер.

— Зачем?

— Взбивать белок.

— Баловство, можно вилкой сбить. Пылесос-то зачем покупали?

— Пол пылесосить.

— Пустая трата, и веником можно, — он тычет пальцем в фен. — А это зачем?

— Лешка, это фен! Волосы сушить!

Обалдевший Лешка захлебывается возмущением:

— Чего их сушить-то?! Они что, сами не высохнут?!

— Лешка! А прическу сделать?! Чтобы красиво было!

— Баловство это, Светлана Юрьевна! С жиру вы беситесь, деньги тратите! Пододеяльников, вон полный балкон настирали! Порошок переводите!

В доме Лешки, как и в доме Ивана, нет пододеяльников. Баловство это, постельное белье.

Иван не придет. Они будут жалеть, что Иван не пришел, слопают без него домашний торт и прихватят для него безе. Потом найдут еще тысячу поводов, чтобы завалиться в гости, кто по одному, кто компанией. Все, кроме Ивана. Он так и не придет. Они будут без моих просьб ходить в садик за сыном, и я буду спокойна — пока с ним деревенская шпана, ничего не случится, они — лучшая для него защита. Ни до, ни после я не видела такого градуса преданности и взаимности от учеников. Иногда сына приводит из садика Иван. У них молчаливая взаимная симпатия.

На носу выпускные экзамены, я хожу хвостом за учителем английского Еленой — уговариваю не оставлять Ивана на второй год. Затяжной конфликт и взаимная страстная ненависть не оставляют Ваньке шансов выпуститься из школы. Елена колет Ваньку пьющими родителями и брошенными при живых родителях братьями-сестрами. Иван ее люто ненавидит, хамит. Я уговорила всех предметников не оставлять Ваньку на второй год. Елена несгибаема. Уговорить Ваньку извиниться перед Еленой тоже не получается:

— Я перед этой сукой извиняться не буду! Пусть она про моих родителей не говорит, я ей тогда отвечать не буду!

— Вань, нельзя так говорить про учителя, — Иван молча поднимает на меня тяжелые глаза, я замолкаю и снова иду уговаривать Елену:

— Елена Сергеевна, его, конечно же, нужно оставлять на второй год, но английский он все равно не выучит, а вам придется его терпеть еще год. Он будет сидеть с теми, кто на три года моложе, и будет еще злее.
Перспектива терпеть Ваньку еще год оказывается решающим фактором, Елена обвиняет меня в зарабатывании дешевого авторитета у учеников и соглашается нарисовать Ваньке годовую тройку.

Мы принимаем у них экзамены по русскому языку. Всему классу выдали одинаковые ручки. После того как сданы сочинения, мы проверяем работы с двумя ручками в руках. Одна с синей пастой, другая с красной. Чтобы сочинение потянуло на тройку, нужно исправить чертову тучу ошибок, после этого можно браться за красную пасту.

Им объявляют результаты экзамена. Они горды. Все говорили, что мы не сдадим русский, а мы сдали! Вы сдали. Молодцы! Я в вас верю. Я выполнила свое обещание — выдержала год. В сентябре мне дадут первый класс. Те из моих, кто пришел учиться в девятый, во время линейки отдадут мне все свои букеты.

Прошло несколько лет. Начало девяностых. В той же школе линейка на первое сентября.

— Светлана Юрьевна, здравствуйте! — меня окликает ухоженный молодой мужчина. — Вы меня узнали?

Я лихорадочно перебираю в памяти, чей это отец, но не могу вспомнить его ребенка:

— Конечно узнала, — может быть, по ходу разговора отпустит память.

— А я вот сестренку привел. Помните, когда вы к нам приходили, она со мной на кровати сидела?

— Ванька! Это ты?!

— Я, Светлана Юрьевна! Вы меня не узнали, — в голосе обида и укор. Волчонок-переросток, как тебя узнать? Ты совсем другой.

— Я техникум закончил, работаю в Хабаровске, коплю на квартиру. Как куплю, заберу всех своих.

Он легко вошел в девяностые — у него была отличная практика выживания и тяжелый холодный взгляд. Через пару лет он действительно купит большую квартиру, женится, заберет сестер и братьев и разорвет отношения с родителями. Лешка сопьется и сгинет к началу двухтысячных. Несколько человек закончат институты. Кто-то переберется в Москву.

— Вы изменили наши жизни.

— Как?

— Вы много всего рассказывали. У вас были красивые платья. Девчонки всегда ждали, в каком платье вы придете. Нам хотелось жить как вы.

Как я. Когда они хотели жить как я, я жила в одном из трех домов убитого военного городка рядом с поселком леспромхоза. У меня был миксер, фен, пылесос, постельное белье и журналы «Вокруг света». Красивые платья я сама шила вечерами на машинке.

Ключом, открывающим наглухо закрытые двери, могут оказаться фен и красивые платья. Если очень захотеть".

Письмо кота в деревню

 
Здравствуй, бабушка!
Возьми меня в деревню!
В душном городе не мил
мне белый свет…
Очень хочется полазить
по деревьям,
А во дворике у нас
деревьев нет.

Молочка с утра так
хочется парного,
А у нас только в пакетах
молоко.
Соглашаюсь даже сам
доить корову,
Хоть коту доить корову
нелегко.

Что там Шарик?
Оклемался после
драки?
Говорил ему на дачи не ходить.
Знаешь, бабушка, здесь,
люди, как собаки:
Норовят друг друга
цапнуть,укусить.

Всех мышей тебе,
родимая, поймаю!
А у нас мышей вовек не отыскать…
Каждый день я за тобой
сильней скучаю
И мечтаю на руках твоих
мурчать.

Каждый день твою
избушку вспоминаю,
Где на печке так уютно
подремать…
За цыплятами смотреть
я обещаю
И с противным индюком
не враждовать.

Лишь, бабуля, забери
меня в деревню!
До свиданья и большой
тебе привет!
Очень хочется полазить
по деревьям…
Твой Кузенька, я поневоле
домосед.
© Богдан Филатов