Прогулялись по лесу

заодно совершенно спонтанно сделали запасы на зиму:

Отдохнули на Мане

Сдается мне, что правильный отдых в наше время - это совмещение приятного с полезным. Потому не раздумывая согласился на предложение товарища обкатать новый мотор на новой лодке, совместив это занятие с рыбалкой/сбором даров прибрежного леса/ и распиванием спиртных напитков за вечерними разговорами у костра.

Что могу сказать - как японцы научились делать моторы, так и наши наконец-то подошли к осознанию того, что если сразу сделать хорошо - хорошо будет и потом. Потому Питерское предприятие Ротан собственноручно разработало, опробовало и выпустило в продажу несколько моделей надувных катамаранов с одноименным названием.

На одной из которых мне и довелось нынче прокатиться. С тридцатисильной Ямахой на водомете эта лодка моментально, не взирая на нагрузку, встает на свои лыжи на глиссер, и практически без лишнего сопротивления несет вас в нужном направлении. А благодаря столь малой осадке появилась возможность проходить по таким мелям, по которым можно бродить в обычных резиновых сапогах, не боясь замочить ног.

Обкатывая мотор, поднялись выше Урмана километров на 40, потом трехчасовым сплавом спустились до нашей любимой стоянки на Урманской Стенке, выловив по ходу нескольких весьма крупных рыб, и заночевали, на утро решив повторить маршрут.

Все испортил затяжной дождь, начавшийся ночью. В небольших перерывах между льющимися с небес потоков воды позавтракали, попили душистого таежного чайку, и ближе к вечеру двинулись к дому.

И все же, несмотря на погоду, время провели позитивно и интересно. Жаль, что выходные кончаются так быстро...

А ты не объедаешь Путина?

Человек-то я по жизни мирный, скромный рыцарь прозы и стиха. В том, что я такой довольно жирный, нету перед Родиной греха. Я люблю, конечно, запах теста, мясо коровенки и свиньи, но клянусь, что жру не в знак протеста: просто жру, и просто на свои! Но теперь я вижу: мы не шутим. В корень зрит нашистский легион: это я сожрал, а мог бы Путин. Это выпил я, а мог бы он. Сколько ни горю я на работе, на жаре, в торфяничном дыму, — половина сочной этой плоти, в общем, причитается ему. Вот она, расплата за котлетки, жалкий толстомясого удел… Станут на меня лепить наклейки: эта сволочь Путина объел! Станут клеить их на наши торсы, прикреплять к раздавшимся плечам… Скоро доживем, что всякий толстый сможет выйти только по ночам, пробираясь жалобно по стенке, глядя настороженно во тьму, чтобы люди Васи Якеменки попу не обклеили ему!

Вообще же «Наши» стали прытки. Вася вправду хочет за штурвал. Значит, все, что у меня в избытке, лично я у Путина урвал? Этот страх теперь ежеминутен. Только суну в рот колбасный кус — слышу крик души: «А как же Путин?!» Сразу колбаса теряет вкус. Покупаю пару «Абсолютин», скромное справляя торжество, — обжигает мысль: «А как же Путин?! Я же отрываю от него!» Лезу к бабе — надо ж с кем-нибудь им делать то, что вслух зовется «связь», — но вступает мысль: «А как же Путин?!» И восставший виснет, устыдясь.

Братцы, представители элитки, отпрыски сурковския семьи! Я бы отдал все свои избытки, все запасы лишние свои, все свои сосиски, макароны, мягкий сыр, поджаристый кебаб, соки, коньяки-наполеоны, собственный курдюк и даже баб, я бы сбросил вес, ругаясь матом, — если б Путин, вдохновясь письмом, сделал то, что Черчилль в сорок пятом или Буш в две тысячи восьмом. Но, увы, фантазию стреножит мрачный, недвусмысленный ответ: сбрось хоть центнер я — а он не может.

То есть может все, а это — нет.


(с)Быковв